В последние дни рубль максимально укрепился с декабря 2015 года. До этого в 2016 году он бил исторические рекорды падения. Главное, на что жалуется бизнес, — даже не сам курс рубля, а его резкие колебания. Должен ли Банк России активнее тратить резервы, чтобы сглаживать эту волатильность и создать более предсказуемую ситуацию на валютном рынке?

В принципе, как вариант, это возможно. Но речь идет не о том, чтобы ЦБ поддерживал искусственный курс рубля за счет резервов. Покупая и продавая валюту, Банк России может существенно влиять на волатильность курса. Так регулятор и вел себя до недавнего времени, когда использовал валютный коридор.

В последние годы коридор не предполагал траты резервов на поддержание курса. Резервы тогда не падали, коридор не давал рублю слишком сильно гулять вверх и вниз. Когда рубль слишком сильно укреплялся до фундаментальных уровней, ЦБ покупал валюту. Напротив, когда курс уходил вниз, ЦБ валюту продавал. Но это шаг назад, туда, где мы были, и отказ от таргетирования инфляции с помощью процентных ставок. Здесь есть и плюсы, и минусы.

Плюс в том, что более стабильный рубль снижает трансакционные издержки для бизнеса, который не занимается валютными спекуляциями и вынужден прибегать к покупке или продаже (импорту-экспорту). Выбор сделан в пользу того, чтобы попытаться управлять процентными ставками, но до конца сделать это пока не удается. Потому что обменный курс рубля остается якорем для российской экономики. А ЦБ хотел бы, чтобы якорем для экономики была процентная ставка. Чтобы все смотрели каждое утро на нее, а не на курс рубля. Пока не получается.

Наша экономика остается очень открытой, несмотря на падение цен на нефть. Зависимость от экспортных и импортных потоков очень сильная, поэтому экономика продолжает ориентироваться на этот показатель. Кроме того, не удалось добиться принципиального снижения инфляции.

В мире много стран с открытой экономикой, у которых высока доля внешней торговли в ВВП и низкая инфляция. Там удается осуществить политику таргетирования при низкой инфляции, поэтому банки и предприятия больше ориентируются на стоимость заемных средств, а не на курс национальной валюты. Однако высокая инфляция этому препятствует, потому что есть попытки уйти в иностранную валюту, чтобы сохранить покупательную способность.

Я слабо надеюсь, что в нынешнем году инфляция не превысит 10%, то есть не будет двузначной, как в предыдущие годы. Она замедлится потому, что все шоки, которые могли быть, уже реализованы. Хотя структура российской экономики очень неблагоприятна для таких задач, которые ставит ЦБ. У нас преобладает сектор, оперирующий внешнеторговыми потоками, а значит, опирающийся на валюту. В то же время другие сектора, скажем машиностроение, ориентированы сугубо на заказы из бюджета. В такой структуре экономики сложно добиться низкой инфляции и эффективных процентных ставок.

Так что мы будем продолжать жить в условиях волатильного курса рубля, и к этому надо привыкать. К сожалению, у нас в экономике очень мало возможностей хеджировать курс, а при такой высокой волатильности это стоит очень дорого. Для реального бизнеса волатильность – это трансакционные издержки, как и для населения, покупающего импортные товары. Банки, финансовые институты управляют своим балансом, у них тоже есть какие-то издержки.

Понятно, что при нынешних ценах на нефть резервов для поддержания стабильности рубля у нас не так много. К тому же это была бы искусственная стабильность. ЦБ как обладатель резервов может быть крупным игроком на рынке и противопоставлять волатильности свои операции. Была известная история с обвалом рубля в декабре 2014 года. Тогда монетарные власти не стали использовать мощь ЦБ, а попросили экспортеров продавать валюту, чтобы предотвратить резкие скачки рубля. Такую роль может играть и ЦБ, чтобы противостоять волатильности.

Это сложно, но это один из вариантов денежной политики. А просто расходовать резервы для искусственного укрепления рубля нельзя.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

Олег Вьюгин